В Сибири город есть. Называется Томск. Основан давно, в 1604 году. Довольно долго центром губернии был. Между прочим, красивый город. Если с левого берега реки Томи смотреть, то ощущение, словно он над рекой нависает. Сейчас, правда, картина несколько испорчена новостройками, а раньше большинство зданий было светло-серого цвета. Вроде, как серебрились они, особенно, когда под нужным углом солнце их освещало. Даже песня есть «Серебристый город на Томи». Вообще-то, дело не в цвете. Это вроде, вступления, чтоб читающие представление имели о городе.
Главная особенность Томска – большое число студентов. Точную цифру не назову, но считается, что их там пятая часть от общего числа жителей. А всего в Томске, примерно полмиллиона людей живет. Кстати, в этом городе был основан первый университет в Сибири. Дата основания – 1888 год.
В давние времена, которые сейчас «застойными годами называют», довелось мне учиться в одном из вузов Томска. Друг детства, одноклассник мой Боря тоже в этом городе учился, только в другом вузе, в инженерно-строительном.
Как-то летом практику мы с ним одновременно в городе проходили. О своей рассказывать не буду. Скучной она была. У Бориса интересная. Он на ремонте асфальтового покрытия работал. Был водителем катка. Помню, иду по проспекту Кирова, смотрю, Борис катком асфальт управляет. Крикну ему: «Боря, привет»! Он в ответ рукой махнет.
Жил Борис, как и многие студенты в общежитии. Оно на проспекте Кирова стоит, аккурат между улицей Киевской и проспектом Комсомольским. В комнатах большинства тогдашних «общаг» вчетвером жили. Но в летние каникулы случалось, что по одному – по двое. Это, если практика какая-нибудь в городе у студентов получалась. Правда, в конце июля иногда «абитуру» подселяли. Но это уже к делу не относится.
С Борисом в комнате одногрупник его жил, Петя. Он тоже асфальт укатывал, только в другом месте, на проспекте Ленина. На гитаре этот Петя хорошо играл.
Однажды, примерно часов в пять дня, решил я сходить к Борису. До его общежития от моего примерно минут пятнадцать было пешком. Прихожу. Картина… идеальная. «Рассыпуха» была куплена Борей и Петей в количестве двух трехлитровых банок. В те годы так красное вино называли, которое на разлив из деревянных бочек продавали. Бочки те стояли в кузове какой-нибудь грузовой машины. Остановится она там, где мужики ходят, покупатели за несколько минут в очередь выстраиваются.
То вино из чего делали, не знаю. Разумеется, было оно «пойлом». Впрочем, то, которое в бутылках продавалось, часто тоже достойно было категории «пойло».
«Рассыпуха» имела главную отличительную особенность – это ее цена. Теперь не помню, но, кажется, литр этой мерзости стоил 92 копейки или рубль, две копейки. Так что у друзей моих получилось «дешево и сердито».
К спиртному полагается закуска. У Бори с Петей ее роль исполняли буханка серого хлеба и тушеная капуста. Такую капусту в студенческих столовых подавали на гарнир. Стоимость порции – шесть копеек (чтоб сегодняшние граждане представление имели, сообщаю, что это стоимость шести спичечных коробков или проезда на городском автобусе).
Ведь сколько лет прошло, а до сих помню кошмарный вкус той капусты. Нет, пока она горячая или более-менее теплая, есть ее было можно. А когда холодная… тьфу, другого ничего сказать не могу!
Разумеется, у моих друзей капуста была уже холодной. Капусты они взяли много. Целую кастрюльку. То есть, двенадцать порций гарнира. Почему двенадцать? Да просто у нас в комнате, в общежитии, точно такая кастрюлька была. Мы ведь, как и другие студенты, иной раз «рассыпуха» тоже появлялась на нашем столе. А ради экономии капусточкой тушеной закусывали. Только не надо морщиться. Все так делали и в нашем общежитии, и в большинстве других. А может, и во всех.
Но продолжу описание увиденного. Содержимое одной банки Боря с Петей почти выпили. В банке около полулитра оставалось. Сидят они у стола. Петя на гитаре играет, и оба поют песню на слова поэта Вознесенского «Плачет девочка в автомате».
Честно скажу, не понял я тогда, что на друзей моих подействовало: «рассыпуха», капуста эта тушеная скользкая (тьфу, опять вкус ее вспомнил), а может быть, просто девочку им жалко было? Но только поют мои ребята и едва ни навзрыд плачут. Думаете, обманываю? Капустой той тушеной клянусь, что все так и было. Петя на гитаре аккомпанирует, и дуэтом они выводят: «Первый лед – это первый раз, первый лед телефонных фраз…».
Почему они про девочку пели? Нет, вовсе не из-за спиртного. Просто традиция в их «общаге» такая была. У нас вот другая была традиция. Как ребята какого-нибудь пойла попробуют, так выводят: «Я стою, косынка бела, платьице в горошину…». Хорошее время было.
Моему приходу приятели мои обрадовались. К столу пригласили, «рассыпухи» налили, вилку подали. Все получилось, как надо. Посидел я с ними часок. «Рассыпуху» попил, капустой по шесть копеек за порцию закусил, про девочку в автомате попел. Плакать, правда, не стал.
Когда в банке около половины содержимого оставалось, ушел. А друзья мои продолжили застолье. После каждого тоста и каждой порции капусты голоса их все лучше звучали. И с каждым разом слезы из их глаз обильнее капали. Только вот я все равно не понял, что причиной слез тех стало: капуста, жалость к девочке или «рассыпуха»?
Автор публикации
